Истории пациентов

Виктория

Послеоперационный период проходит очень быстро, хотя в тот момент кажется, что тяжелее быть не может. Конечно, всегда весело, когда надо вкладывать меньше усилий. С дугой стороны, легко обретённые вещи не так ценятся. Кроме того, живём лишь один раз. Если из-за чего-то мы чувствуем себя плохо и имеем возможность это изменить, то надо это сделать. В жизни и так много вещей, которые не зависят от нас.

Виктория, какой была ваша жизнь до операции? Какие хлопоты вам доставлял неправильный прикус и положение челюстей? Пробовали ли вы справится с этой проблемой самостоятельно?

С детства у меня были кривые зубы, т. е., боковые резцы верхней челюсти выступали больше, чем центральные резцы. Я избегала улыбаться или улыбалась закрытым ртом. Даже улыбаясь таким образом я не выглядела очень симпатично: из-за глубокого прикуса, зубы были словно вогнуты, а подбородок выступал. Будучи ребёнком, я не разбиралась в прикусе и больше всего переживала только из-за кривых зубов. Насколько помню, мама пыталась решить эту проблему дважды отведя меня к ортодонту — в четвёртом и ещё каком-то старшем классе, но в те времена в городе, в котором я жила, способ лечения был лишь один — пластинки с проволоками. Оба раза этот способ показался мне особенно болезненным, и детская решительность иметь прямые зубы быстро улетучилась.

Правда, в двенадцатом классе, посетив одонтолога, позже получила предложение привести эти два выступающих зуба в порядок. Опять же, с помощью пластинок, но к тому времени они уже были более продвинуты — с винтиком. С начала зубы с легка растолкали по сторонам, а когда появилось достаточно места, вперед вытолкнули центральные резцы. Результат стал виден через полгода. Я была очень довольна, потому что это было гораздо лучше чем то, что было раньше. Конечно, пластинку было нужно носить и далее, а по позже я её вставляла только на ночь. Этот процесс длился несколько лет пока в конце концов пластинка сломалась. Казалось, что зубы стоят на своих местах, поэтому не морочила себе головы. Но, конечно, это было не совсем правдой — они мало-помалу возвращались назад. Хоть у меня и были более прямые зубы, улыбаться я не научилась. Точнее — я знала, что, улыбаясь я выгляжу не симпатично и избегала это делать. Я выглядела злой, хоть такой и не была.

Что побудило вас выбрать это лечение?

Поскольку много лет покоя не давала мысль о зубах, возвращающихся на старое место (и возможно я навыдумывала больше, чем было на самом деле), я была, определившись лечить зубы брекетами. О типе своего прикуса и ортогнатическом лечении я узнала только во время первичной консультации у ортодонта. Мне объяснили, что зубы можно выровнять с помощью брекетов, но если хочу добиться изменений в зоне вокруг губ, то помочь может только ортогнатическая операция. Ортодонт предложил пойти на консультацию к врачу Симонасу Грибаускасу и получить ответы на все волнующие вопросы. До первой консультации об этом способе лечения я узнала значительно больше — достаточно чтобы ужаснуться от деталей о том, через какие муки пациентам надо пройти во время послеоперационного периода. Информация была очень детальной, и я тогда почти поставила крест на этом варианте лечения, но на консультацию все-таки пошла — не было ясно сколько челюстей мне нужно прооперировать (в случае одной челюсти, всё казалось гораздо проще).

А вы обсуждали какие-либо альтернативы?

Альтернатива была ясна — просто выравнивать зубы брекетами, но во время консультации, я получила информацию, что одними лишь брекетами выравнивать зубы не стоит.

До того, как выбрали ортогнатическое лечение, пришлось ли интересоваться опытом, мнениями других людей?

Всю информацию об ортогнатическом лечении я получила от своего ортодонта д-ра Симонаса Грибаускаса и из интернета. В живую я не знала ни одного человека, которому была проведена эта операция. В интернете до мелочей начиталась, что ждёт, выбрав этот способ лечения. Больше всего запомнились эти слова: «на сколько же нужно себя не любить, чтобы решиться на такое страдание». Узнала, что существует вероятность осложнений после операции, что не прибавило смелости решиться на этот шаг. Узнав, что д-р Симонас Грибаускас один из лучших хирургов в этой области не только в Литве, я немного успокоилась.

Понадобилась ли помощь ближних или друзей? Какой была их реакция, когда узнали, что вы решили оперироваться?

С самого начала, о моем выборе знал только мой парень и не пытался как-то влиять на моё решение, просто сказал, что я сама должна решить. Сказать маме осмелилась чуть позже. Она, конечно, переживала, поэтому с начала спрашивала, зачем мне это нужно, но со временем свыклась и смирилась. Друзьям рассказала, когда до операции оставалось совсем мало времени. Трудно было точно описать, что мне будут делать и какая от этого польза. Реакции были разные, но в основном ни один меня не осудил.

Как проходил процесс лечения? Какие были самые трудные моменты? Какие моменты радовали больше всего?

Ортогнатическое лечение — это не одна лишь операция, но и длительный период подготовки к ней, требующий очень много терпенья. В тот период бывает очень тяжело, но важно понимать на сколько важны для конечного результата те несколько миллиметров сдвига зубов до операции. А было всего: и пропавшие модели зубов, и перенесённая дата операции — множество мелочей, которые в ту пору казались трагедией.

Когда началась финишная прямая, меня ждали пять консультаций, во время которых меня по-всякому измеряли, фотографировали и консультировали, как себя вести во время послеоперационного периода. В ту пору большим страхом чем страх операции был страх что её перенесут из-за жара или появления язвочки во рту, потому что это представляет опасность жизни пациента. Короче говоря, это была ещё одна маленькая трагедия и причина сходить с ума, а после регистрации в госпиталь всё шло вперед само собой, не страшно было даже идти в операционную.

Ну, а самым трудным моментом был совсем не момент, а вся ночь после операции, когда улетучивалось воздействие наркоза, нахлынуло множество неприятных ощущений: невозможность дышать как обычно, слишком сильно жмущая охлаждающая маска, снижающая припухлость, болезненные ощущения в горле при глотании слюны, ноющее ощущение в сердечной зоне (мне даже подключили электроды для наблюдения за работой сердца и капали лекарства). Позже ночью из носа начала течь кровь, большую часть которой, скорее всего, я проглотила вместе со слюной. В голове не было ни мельчайшей мысли о сне — страх захлебнуться держал мои глаза широко открытыми. Медсестры поправить жмущую маску не могли, поэтому вся ночь после операции превратилась в ожидание пока придёт время утреней визитации и специалисты поправят маску. Полулёжа я сидела и наблюдала, как светлеет заря в окне на против меня, только, к моему несчастью, это окно смотрело на внутренний двор — на самое последнее место, где появилось солнце.

Утром меня осмотрел другой хирург, ослабил маску и из палаты интенсивной терапии меня перевели в одиночную палату. Думала, что станет ещё хуже — не смогу никого позвать, если станет тяжело. Но всё было на оборот: за мной присматривала медсестра, которая заботилась обо мне как о собственном ребёнке, почти превратила меня в человека, показала, как питаться, как полоскать рот. Я могла, хоть и медленно, с кружащейся головой, сама сходить в туалет. Приём пищи через шприц длился долго, не вся пища достигала желудок — большую часть пищи я просто откашливала из-за чувствительной гортани.

Посетители начали рваться ко мне уже на третий день. С обеда со мной бывала мама, позже пришли две подруги, которые самостоятельно выяснили отдел и палату в госпитале, принесли детского пюре в подарок — кушать её я не могла ещё долго, хоть и полакомилась бы — вкуса в ней было больше чем в пище госпиталя. На сколько помню, передавать мысли через слова не очень-то получалось — общение проходило с помощью языка жестов и пускания странных звуков. Но так было лишь в первый день. Вторник, среду и четверг я провела в больнице. Вспоминать навыки цивилизованного человека давалось всё легче, но лицо опухло ещё сильнее и становилось похожим на грушу. Конечно, это не было неожиданностью, но смотря на своё отражение в зеркале, было трудно узреть себя. В пятницу к обеду меня выписали из больницы, я ходила и много что делала сама, но постоянно кружилась голова, поэтому получила путёвку в санатории с отличным питанием к маме. Увы, там я выдержала лишь не полную неделю: моя мама присматривала за внучкой возраст которой был 1,5 года, за своей мамой, которой было почти девяносто и меня. Не хотела чувствовать себя ношей — всё же в этой тройке я была человеком, который может о себе позаботиться, поэтому я старалась становиться на ноги сама. Чем дальше, тем быстрее летело время — две недели спустя, я уже работала из дому, а после трёх недель, я уже осмелилась появится на работе. Конечно, этим всё не кончилось — четыре месяца пришлось следить за тем, что кладу себе в рот. С начала это были тёртые супы, позже — тушёнка. Даже четыре месяца спустя, с разу к стейкам и карбонадам не вернулась — было даже немного страшно жевать. Нужно было часто посещать хирурга для осмотров, а в конце года возобновилось лечение брекетами, а в мае их уже сняли. Да, тогда время шло медленно, но, когда смотрю назад, все-таки мне кажется, что послеоперационный период прошёл быстро.

Что, на ваш взгляд, наиболее важно определяясь и выбирая ортогнатическое лечение? Что можете посоветовать другим людям, которые сталкиваются с похожей ситуацией?

Основной вопрос, на который надо себе ответить — на сколько мне тяжело в нынешней ситуации. Физически и психологически. Ничего плохого, если главная проблема, которую хочется решить — эстетическая. Главное быть открытым самому себе, оценить свои ожидания, перевесит ли полученный результат пережитые временные неудобства.

Как изменилась ваша жизнь после лечения (со всех сторон — как личной, так и профессиональной)?

Ответить на этот вопрос и легко и сложно. Не трудно назвать, что изменилось, но трудно сказать, что эти изменения произошли именно из-за операции. Так уж случилось, что месяц до операции прервались мои отношения с многолетним парнем, но точно могу сказать, что операция не была причиной разрыва отношений. Всё-таки, с операцией связанные изменения начались ещё до её проведения. Я очень переживала о своём здоровье: не только из-за качества крови (у меня склонность к анемии), но и из-за самого иммунитета. Начиталась историй о том, как откладываются операции из-за повышенной температуры и подобных вещей. Решила что-то менять, чтобы здоровье не было случайным непредсказуемым показателем, разрушающим все планы. Таким образом я для себя открыла спорт. До операции это был бег, а после неё желание заниматься спортом не исчезло: бег пополнили интенсивные кардио тренировки (конечно, надо порадоваться, что на работе были созданы отличные условия заниматься спортом). В школе и в университете я ненавидела уроков спорта, бегая, осилив треть круга начинало колоть в боку, так что мои спортивные достижения ограничивались шахматной доской и покупкой спортивных кроссовок. Перед операцией бег и спорт как раз были «в тренде», так что и я поддалась этой мании. Теперь мне даже трудно представить свою жизнь без какого-нибудь спорта, а перед операцией это был отличный способ справиться с растущим беспокойством. Бегать марафонов не начала, но десятикилометровая дистанция, которая в начале казалась огромным вызовом, теперь уже совсем не страшна.

Могу смело сказать, что стала более самоуверенной, смелой и спонтанной. Конечно, последнее из этих свойств было у меня и раньше, но приходилось это согласовывать со своей второй половинкой, но теперь, хоть и появилось больше ответственностей, работ, я просто делаю, потому что знаю, что никто за меня это не сделает. Кроме того, много вещей, которые казались страшными или требующими храбрости, теперь я их в мыслях сравниваю с операцией и вопрос «делать это или не делать?» отпадает. Таким образом в моей жизни появились путешествия, активное участие в системе каучсёрфинга, танец танго, игра на гитаре. Летала на параплане, прыгала с моста с верёвкой, ездила автостопом и на велосипеде в Ниду. Меня радует чувство, когда возвращаешься домой «вымотанная», но знаешь, что день прошёл не зря. Вряд ли операция повлияла на мою карьеру — на моей работе красивая улыбка не нужна, но с ней я уже не являюсь злой программистской, те, кто понимают, сколько мне пришлось пережить, хвалят мою решительность и изменения.

Если бы вы могли повернуть время назад, уже зная и пережив это и столько, как сейчас, выбрали бы вы ортогнатическое лечение ещё раз?

Несомненно, да. Послеоперационный период проходит очень быстро, хоть в тот момент кажется, что тяжелее и быть не может. Конечно, радостно, когда надо вкладывать меньше усилий. С другой стороны, легко полученные вещи — не ценятся. Кроме того, живём лишь один раз. Если из-за чего-то мы чувствуем себя плохо и имеем возможность это изменить, то надо это сделать. В жизни и так много вещей, которые не зависят от нас.